Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное яблоко, с хрустом откусил половину, и, жуя, сказал:
– У меня на складе завалялся маленький списанный бронетранспортерчик человек на десять-двенадцать… Поедем на нем, а потом подарим Штирлицу… Все равно выбрасывать.
Все потянулись за яблоками.
– А как назад? – спросил Геринг.
– Назад нас отвезут.
Они еще немного посплетничали, Борман похвалился новой секретаршей. Разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом у каждого нашлись свои дела.
Засунув руки в карманы, Штирлиц шел по коридору. Его настроение было на редкость веселым, что случалось с ним редко. Центр, наконец-то, ответил на его запросы, прислал посылку с папиросами и вскоре обещал прислать новую радистку.
Из-за двери с надписью «Гестапо» доносились жалобные стенания, словно за этой дверью кому-то дали в нос.
"Странный кабинет, – подумал Штирлиц, – здесь постоянно кого-то бьют."
Дверь со скрипом отворилась, и Штирлиц увидел своего хорошего друга Айсмана. Штирлиц не без удовольствия вспомнил, как на прошлой неделе они разгромили публичный дом, хозяин которого оказался евреем.
– А, Штирлиц! – единственный глаз Айсмана радостно засверкал, – ты-то мне как раз и нужен. Вопросик есть. Столица Советского Союза из шести букв на «Мы». А?
– Не знаю. Мадрид, наверно.
– Подходит.
Айсман вписал "Мадрид".
– Кого бьем? – деловито поинтересовался Штирлиц, прикуривая.
Айсман потянулся за "Беломором".
– Есть тут один. Некто пастор Шлаг.
Они вошли в кабинет. Два потных дюжих гестаповца методично избивали толстенького человечка в рясе. На лице человечка застыло покорное благочестивое выражение.
– В чем тебя обвиняют, скотина? – орал гестаповец. – За что тебя взяли? Где твое дело?
– Вот, – сказал Айсман, – Борман дал распоряжение пощупать, а дело потеряли. А этот гад не сознается, в чем виноват.
– В чем тебя обвиняют? – хором надрывались гестаповцы.
Пастор молчал. Штирлиц вспомнил про дело этого пастора, которое он когда-то где-то видел.
– Отдай его мне, Айсман, – попросил он.
– Зачем тебе эта толстая свинья?
– На Бормана похож.
Айсман захохотал. Гестаповцы доставили Шлага в кабинет Штирлица. Пастор стоял по стойке «смирно». Штирлиц присел на край раскладушки и пристально посмотрел на пастора.
– Садитесь.
– Спасибо, я постою.
– Садитесь, черт вас возьми.
Пастор Шлаг устало опустился на табуретку.
– Чаю хотите? – спросил Штирлиц и налил ему стакан холодного чая.
Они говорили около получаса. Штирлицу пастор понравился. Шлаг, без сомнения, был умен, а его размышления о женщинах привели Штирлица в восторг.
– Все это хорошо, – сказал Штирлиц, – а все-таки, пастор, на кого вы работаете?
– Господин штандартенфюрер! Я готов работать на кого угодно и, честное слово, я ни в чем не виноват.
– Прекрасно, – сказал Штирлиц, – вы будете работать на меня.
Он достал папку с надписью "Дело N 148".
– Это я взял у гестапо ваше дело. Почитайте!
Пастор просмотрел дело. Дойдя до места, где его обвиняли в работе на чью-то разведку, он удивленно приподнял брови.
– И с чего они взяли, что я на кого-то работаю? Ведь это же ерунда!
– Теперь вы работаете на меня, – напомнил Штирлиц.
– Да, да, конечно.
– Пастор, а зачем вам так много женщин?
– Это мои прихожане, – потупил очи пастор Шлаг, – вернее, прихожанки.
– А сколько вам лет?
– Зимой будет пятьдесят два.
– А почему вы до сих пор не женитесь?
Пастор Шлаг смущенно покраснел.
– Я еще слишком молод, чтобы думать о женщинах.
Штирлиц повертел в руке карандаш и выписал пропуск.
– Вы свободны. Когда понадобитесь, я вас найду. Если кто будет приставать, ссылайтесь на меня, я им морду набью, они меня знают.
Пастор долго благодарил Штирлица и, не веря еще, что он, наконец-то, свободен, ушел.
Штирлиц потянулся, зевнул и лег на раскладушку. В его голове созревал колоссальный план. Он задремал. Вдруг в кабинет ворвался Айсман.
– Ты что, его отпустил?
– Кого? – сонно спросил Штирлиц.
– Этого пастора вонючего…
– Он раскололся, – скучая, сказал великолепный Штирлиц, – и даже согласился стать моим агентом.
Айсман уважительно посмотрел на Штирлица и поправил черную повязку на глазу.
– Да, Штирлиц, однако, умеешь ты работать с людьми.
Они попили чаю, Айсман рассказал пару новых хамских проделок Бормана и посоветовал остерегаться садиться на второй от двери унитаз.
Так они просидели до конца рабочего дня.
Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал Первого Мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году, в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка Рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Карла Маркса на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить не смог. Секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену.
Один только добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Штирлицу подшивку французской порнографии за 1917 год.
Все было бы ничего, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили Штирлицу всю квартиру. Штирлицу не было жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей.